Евгений Новиков
Клавдия Михайловна поднималась по ступенькам к раке святого Фаддея. Ступенек было всего четыре, и были они невысокими, но Клавдию Михайловну, которой исполнилось уже восемьдесят девять лет, в этом восхождении подстраховывал ее внук Максим и правнучка, семилетняя Ася.
Она не хотела оставаться в стороне – держала прабабушку за палец, а когда та поднялась уже высоко, протянула вслед за ней руку, точно пускала по ручью бумажный кораблик. Ася была горда тем, что тоже участвует в ответственном деле, и от этой гордости лицо ее светилось, как цветок колокольчика, почуявшего солнышко и будущее свое цветение.
Но ни Ася, ни люди, стоявшие внизу, даже и подумать не могли, что эта бабушка, поднимающаяся по ступенькам к раке с мощами святого, была единственной в храме, кто встречался с ним и даже с ним говорил. И, пожалуй, не только в этом храме, во всем мире уже не было кроме Клавдии Михайловны человека, который видел и знал при жизни святого епископа Фаддея.
… Клавдии Михайловне тогда было столько же лет, сколько теперь ее правнучке, когда она ходила с бабушкой в церковь, где в то время служил он.
Однажды, стоя у иконы Богородицы, маленькая Клава молилась:
— Боженька, пусть будет здоровым мой папа! Боженька, пусть будет здорова моя мама! Боженька, пусть будут здоровы слоники!
И когда она сказала про слоников, ее плеча коснулась чья-то рука. Девочка подняла голову и увидела священника.
— Ты просишь здоровья для слоников? – спросил он.
— Да, — сказала Клава.
— А ты видела слоников?
— Да, — снова сказала она. – Они стоят у нас дома на комоде.
— А разве они болеют, эти слоники? – священник улыбнулся.
— Мне бабушка сказала молиться за здоровье папы, мамы и слоников, — смутилась Клава.
— За слоников, которые стоят на комоде, не беспокойся, им хорошо. — сказал священник – Бабушка сказала тебе молиться за здоровье сродников. А сродники – это твои родные: папа, мама, бабушки, дедушки, братья и сестры. За них и нужно молиться.
Священник погладил девочку по голове.
…Больше в этом храме Клава уже никогда не была – его закрыли.
А потом началась война, в первые же ее дни отец ушел на фронт. Однажды Клава шла по улице, вдруг в небе что-то страшно загудело, и земля стала прыгать под ногами – это на соседней улице взрывались бомбы. Девочка прижалась спиной к забору и так стояла, застыв от страха. На счастье, какая-то женщина увидела ее и увела в огород, где было вырыто бомбоубежище. Там они вдвоем и укрылись. Вскоре вся семья Клавы эвакуировалась из города. А когда вернулись, их дома не было, не было и слоников – все сгорело после бомбежек и боев в городе. Семья стала жить в комнате в подвале. Чтобы согреть ее, Клава с сестрой ходили на Волгу, выковыривали из льда ломиками доски, бревнышки. Ими и топили железную печку, чтобы не замерзнуть совсем.
Мама приходила с работы поздно, приносила хлеб. И Клава думала: был бы только хлеб, больше ничего не нужно. Никакой еды, был бы только хлеб.
Кончилась война, отец вернулся. И хотя вся их семья еще несколько лет жила в подвале, Клаве завидовали все дети на улице. Ведь только один ее отец вернулся с войны живым и неискалеченным, один со всей их улицы.
Потом семья переехала в новый дом, началась новая жизнь. Клавдия окончила техникум, вышла замуж, родила дочь, потом сына и работала, работала, работала. Приходили годы, приносили потери и радости и уходили в прошлое. И оно, это прошлое, как будто жило само по себе, своей тайной жизнью. И чем старше становилась Клавдия Михайловна, тем больше ушедшие годы походили на ртутный шарик, к которому можно прикоснуться, но невозможно удержать. Но какие-то мгновенья этого прошлого хорошо помнились: тот разговор со священником о слониках, хлеб, который мать приносила в землянку, отец, вернувшийся с войны со звездой на гимнастерке.
…Клавдия Михайловна приложилась к серебряной раке святого мученика Фаддея, прошептала тонкими, будто стершимися от времени губами:
— Слава Богу за все!
Когда служба подходила к концу, она, поддерживаемая крепкой рукой внука, подошла к Асе, которая стояла под иконой Богоматери и шептала молитву. Клавдия Михайловна погладила девочку по голове и сказала:
— И за всех наших сродников помолись, доченька. За всю нашу родню.